Андрей Курбатов — музыкант, композитор и аранжировщик. Играл в составе группы “Август”, ВИА “Дружба”, сейчас выступает с коллективом “SindyKet”. Своим опытом он делится с молодыми коллективами в одном из питерских Домов Молодёжи. Мы поговорили с Андреем Серафимовичем о создании его сольного альбома “3139112” и о трудностях, с которыми сталкиваются музыканты.
— Есть ли у музыки срок годности?
— Бывает и такое. Смотря какая музыка. Beatles, кажется, не устаревает. Я спрашиваю молодежь, как им Beatles. Кому-то нравится. У тех, кто вертит головой, уточняю все ли песни они слышали. Обычно, конечно, только пару штук. Говорю, хорошо, ну “Yesterday”-то слышали? Говорят, что да, вот эта хорошая. Мне кажется, что Маккартни с Ленноном — мелодисты классные. И потом, если смотреть их альбомы, там нет тенденции, музыка очень разная. Я когда молодой был, слушал каждую песню как что-то новое. А сейчас так почти не делают, многие альбомы слушаешь как одну большую песню. А там этого не было. Я не понимал почти ничего по-английски, но понимал душевность их исполнения. Это прямо из динамиков лилось: душа Леннона, душа Маккартни, это всё слышно.
— Получается, надо искать новые звучания?
— Думаю, всё-таки в мелодизме дело. То есть это набор нот в основной теме. Я всем ребятам говорю, кто начинает песню писать с аккордов: “Ребят, не так!”. Напойте мелодию сначала. А они оставляют это напоследок. Текст, гармония, гитарный бой. А мелодия-то где? Забыли. А мне кажется, если ты пишешь песню, то мелодия всё-таки главная. То есть ты должен взять гитару, спеть, и публика должна растаять. Тогда это песня. И потом, в подкорку слушателям садится именно мелодия. Именно её узнают.
Работа над “3139112”
— Обсудим тогда вашу музыку. Есть момент, который меня очень волнует. В записи альбома “3139112” девять гитаристов. Почему так много?
— Потому что, когда писал, я знал, кто в этой песне может сыграть так, как мне надо, я это чувствовал. Например, в песне «Белая ворона», я сразу сказал, что сыграет Федя Александровский. Мой друг детства, классный музыкант, хард-роковый, рок-н-рольный гитарист высокого уровня. Я ему позвонил, он дома мне записал. У каждого музыканта дома есть небольшие студии. В «Полоса черно-белая» и «Так умирают корабли» сыграл Слава Плешков, там его соло. Я считаю, что он привнёс краску в песню. Серёга Титов хороший “подкладчик” гитарный, очень классно «чешет». [“Чесать” здесь — чисто сыграть ритм партию на гитаре] Когда мы со Славкой писали соло, он говорит: «Андрюха, пусть тебе “прочешет” кто-нибудь другой. Например, Титов». Ну я и приехал к нему, мы записали. Единственное ругался: «Ну ты и партии придумал». Не сразу получилось.
— Музыканты играют точно то, что вы пишете?
— Соло – нет. Гармонию и ритм в аранжировке я обозначал. По звучанию — я давал «болванку», и ребята слышали уже примерный расклад. А дальше на своих “примочках”. Я при своде что-то поправлю эквалайзером или реверберацию. Так что играли моё, но по-своему.
— В песне «Земные собаки и лунные кошки» соло сыграно на скрипке. Непрофессиональным слухом от гитары почти не отличить. Зачем делать на скрипке соло, которое похоже на электрогитару?
— Не знаю. А вот захотелось. Я знал, что Серёга Лудинов сыграет похоже на гитару. На радио «Город Кудрово» эту песню выбирали как лучшую, сказали, что не все поняли, что там скрипка. Я говорю: “Послушайте последний такт”. Люди послушали, и сказали – да. Потому что там в конце такой пассаж чисто скрипичный, так гитаристы не могут сыграть. Там чистый смычок. В детстве я ходил на концерт группы «Россияне». У них был музыкант Юра, он играл и на гитаре, и на скрипке. Он так играл кайфово, что мне вжилась эта скрипка и рок.
— В этой же песне есть живой оперный вокал. Как происходит выбор инструмента? То есть в одной песне нужно прям и скрипку, и оперную певицу, а в другой, как например, в “Скрытая камера”, можно барабаны электронные записать?
— С певицей выбор был простой. Я сидел, сочинял вступление. У меня есть в программе инструменты разные. Я нашёл оперный вокал, прописал партию, и мне понравилось в общей структуре песни. Я так и оставил. Хотя мне друг один сказал: «С какой стати там оперная певица?!» Я говорю: “Юра, я так придумал!”. А выбрать надо по жанру. Потому что если писать кантри, то, конечно, живой барабанщик лучше. И не всегда найдёшь правильные барабанные «лупы». [«Лупы» здесь — записанные заранее фрагменты партии ударных.] У меня, конечно, богатая библиотека. Но бывает, что это получится жалкое подобие кантри, когда не вживую, потому что там должны слышны быть акцентики на барабанах. И исходя из общего звучания произведения я выбирал, где можно обойтись электронными инструментами, а где никак.
— То есть это получается такая смесь случайного и продуманного? Где-то продумываем, что кантри надо точно писать вживую, а где-то позволяем гитаристу сыграть соло так, как ему показалось верным?
— Да, получается так. По жанру надо смотреть. Потому что где конкретная долбёжка на вторую и четвёртую долю, особенного ничего нет – можно взять и лупы. И даже Влад, который сводил альбом, говорил: “Андрюх, давай поставим лупы. Легче сводить”. Потому что на студии он долго возился с этими барабанами. Опять же, на студии надо записать хорошо, надо знать как. Это дело тонкое.
— В интервью для радио “Shock” вы сказали, что стали заниматься звукозаписью, потому что студии делают плохо. Что-то изменилось?
— Я тогда исправлюсь, потому что не везде делают плохо. Я имел в виду, что не так, как тебе хочется. Когда пишешь музыку, ты хочешь своего звучания, у тебя есть видение того, как это должно получиться. И, естественно, когда это твой «ребёнок», ты становишься более требовательным к другим специалистам, которые работают над твоим проектом. Конечно, есть хорошие звукорежиссёры. Вот ещё что хочу сказать: композитор, аранжировщик, звукорежиссёр, человек, который занимается сведением, и человек, который занимается мастерингом — всё разные профессии. Я от бедности занимаюсь всем.
Не на всём творчестве можно бабки сделать
— Вы умеете играть на многих инструментах, композитор, в целом очень общительный человек, но стихов своих не пишите. В чём трудность?
— Я не умею писать стихи. Я их чувствую, но не умею. Не знаю почему. Наверное потому, что всю жизнь музыкой занимался. Сказать, что я мало читал? Наверное, маловато для этого. Нужно хорошо владеть слогом. Вот у моего товарища, который написал текст к песне «Письмо к другу», хороший слог, образы. Я так не умею.
— «Не умею» — это вы пробовали и не получалось?
— Мне не нравилось. Я даже не берусь, потому что для меня это будет мучение – сам процесс. С сочинительством ведь бывает так, что пришло вдохновение и всё сложилось. С музыкой у меня случается: раз, три минуты и готово. Со стихами у меня не так. Это, конечно, мешает. Потому что я отношусь очень щепетильно к словам. Тем более понимая, что ты не мальчик, и петь про какую-то ерунду уже не солидно. Я просто поставил себе стену: «Это не моё, я туда не суюсь».
— Должен быть музыкант голодным, чтобы играть и писать хорошо?
— Нет, фигня это всё. Человек голодный будет думать о том, как пожрать. Пойти мешки на станции разгрузить, а не на скрипке играть. Зарплату нормальную должны музыканты получать, где бы они ни работали. А то у нас в хоре работает человек и получает пять копеек. Сейчас трудно музыкой заработать хорошие деньги. Кажется, сейчас зарабатывают неплохо люди, которые, во-первых, пишут своё и, во-вторых, на потребу публике, кто понял, что нужно и что приносит деньги. Не на всём творчестве можно бабки сделать. В основном на корпоративах деньги музыканты зарабатывают. Быть голодным здесь не поможет. И выпивать тоже. Это зелье многих подкосило в жизни.
— Мешает? А образ складывается наоборот. Будто бы чем музыкант, артист безбашеннее, в плане алкоголя тоже, тем лучше. Такое принимается за гений.
— Мы все были молодые. Тоже, естественно, бухали, но это всегда мешало. Заблуждение, что это помогает. Это не помогает качественному исполнению. Это тебя расслабляет, и ты начинаешь лажать на концерте. Ты берёшь не ту ноту. У меня есть друг, Володя Васильев, он работал в группе «Цветы», там человек пять мужиков и все поют. Они поставили эксперимент: по 50 грамм перед концертом выпили и записали. Следующий концерт трезвые. Послушали, оказалось, что где трезвые, там круче спето. Когда ты на сцене, концентрация очень велика. Большая нервная напряженность нужна, чтобы сделать красиво и правильно. Когда ты выпьешь – опа, расслабон, и весь этот столбик концентрации размякает. И, соответственно, ты даёшь себе слабину, где-то недотянешь.
— В итоге талант пропьёшь?
— Конечно, да. Талант — это прежде всего труд, мне кажется. Плюс божий дар, какие-то способности, которые развиваются внутри. Если они существуют, то при большом желании человек может стать музыкантом. Я не буду говорить, что и зайца на барабанах учат играть, наверное, это не так. Наверное, должны быть изначально у человека какие-то “симптомы” музыкальные: способность слышать музыку, воспринимать её и воспроизводить. Самое главное слышать. Да, уши у всех разные. Но это редкость, когда человек по физиологическим своим особенностям не воспринимает музыку. В основном человек обучаем. Тем более, когда сам осознанно приходит в музыку, он уже приблизительно понимает, что это такое. Такого можно научить.
— Когда мы с вами познакомились, первое что вы у меня спросили, это музыкальный ли я человек. Что это значит?
— Есть ли у тебя вкус музыкальный. Любишь ли ты слушать музыку, какую. Это больше про любовь. Ну некоторые же люди вообще безразличны. Как фон, звучит что-то такое, да и наплевать. То есть человек, который слышит, воспринимает, вот он, наверное, и есть музыкальный человек.
— Вы работали со многими коллективами. Почему музыканты чаще всего бросают музыку?
— Музыку обычно не бросают. Хотя, конечно, бывает, что кто-то играл и потом раз и переставал заниматься. Ну, значит, не его. Тут надо чекануться. Если ты чеканёшься на этой почве, то у тебя и всё пойдёт нормально. А если человек не чеканулся, то он может в любой момент это бросить. Это наркотик своего рода. Если попробовал и тебя это зажгло, то всё. А если ты попробовал и бросил, то не твоё это. Если человек нашёл себя в другой профессии, это ведь классно. Не будет мучиться в этой музыке дурацкой.
— Что точно развалит группу?
— Прежде всего это творческое непонимание задач группы, разновкусица. Я всегда был сторонником того, чтобы в коллективе была какая-то любовь. Мой хороший друг говорил: «Андрюха, чтобы играть в команде нужно друг друга любить». И он прав. Но это очень редко бывает, очень сложно найти свою команду. А разваливаются группы по разным причинам. Могут вдрызг разругаться и развалиться. Люди творческие, люди разные, разного хотят. И трудно это вместе слепить, чтобы каждый был доволен. Конечно, нужны компромиссы, без этого никак. Не будет команды, если навстречу друг другу не идти. Пытаться нужно найти что-то общее. Разваливает коллективы непонимание общей тенденции команды, непонимание конечной цели. Музыканты, они же дети. Откровенные, бывают упрямые – не хочу и всё.
Нам бы голову нашу да в детство
— Я когда-то прочитала, что если речь идёт о карьере музыканта, нужно думать не о том как “не проиграть”, а о том как “победить”. То есть не искать план «Б» и запасные пути, а все силы бросать только в музыку.
— Да, надо искать, как победить. Люди, которые чего-то добиваются — поступают так, я думаю. Это я делал по-другому. Человек, который хочет победить, всю свою жизнь отдаёт для достижения цели. Если бы я поступил также, то, наверное, добился бы большего. Нам бы голову нашу да в детство.
— Получается, музыкой живут, а не играют её?
— Вообще живут. Можно и играть, но это сразу слышно. Даже если играет профессионал очень высокого класса. Сразу понятно, когда душа поёт. Даже если петь посредственно, но с душой – слёзы на глазах появляются. На сцене тоже сразу понятно, кривляется человек или от души это делает. Он из себя изображает артиста, или он артист. Почему зал реагирует? Зал же очень честный. Если ты не отдашь ему душу, он не воспримет, это по аплодисментам сразу понятно. Когда отдался на сцене, будут такие овации. А когда устал, уже пятый концерт — тишина. Эта энергетика, эта связь “зал — артист” очень ощущается.
— Есть способы, как из себя эту энергию вытащить?
— Я учу всех, чтобы волнения оставались за кулисами. Когда выходишь на сцену, ты должен всё это прекратить. Ты уже бог здесь. Больше никто так не умеет, как ты. Может кто-то и умеет, но как ты – никто. Зритель любит честность. Если ты честен и лажаешь – люди простят. Конечно, если ты лажаешь безбожно – подумают, что ты пьян или что-то ещё. Но если ты честен и какие-то огрехи случатся – зритель примет это. А если ты очень чисто играешь, поёшь, но без души – вот это зритель не прощает. Помню, с «Августом» играли, в Херсоне на фестивале были хедлайнерами. Народу было тысяч пять. На берегу Днепра уже вечер. Народ орал «Август! Август!». У нас барабанщик был Серёга, он такой педантичный, должен каждый болтик на каждом барабанчике закрутить. Ведущие уже не знали о чём разговаривать, а Серёга всё крутит. Паша бегал: «Серёжа, давай быстрее!!». Серёжа ему: «Паша, тихо». И меня отправляют: «Иди, иди, начинай!». А я выходил на сцену в темноте, нажимал на синтезаторе клавишу, у меня там такой низкий звук был, ручкой подкручивал и гудение получалось. И народ как начинал орать. И эта масса, эта энергия так в тебя вливается. За счёт неё уже сам заряжаешься. А потом возвращаешь в зал. Такой обмен получается.
— Зачем музыка нужна?
— Мне кажется, что музыка на человека таким образом влияет, что там внутри, в душе, происходят будто бы «микроэлектронные процессы». Возникает энергия, когда внутри как будто сталкиваются мелкие частицы. Музыка нужна, чтобы люди становились добрее.
Желаю всем музыкантам добиться целей поставленных, задач. Дело это непростое. Иногда надо себя заставлять. Нужны силы, терпение и желание – это самое главное. Есть желание – найдутся силы, найдётся терпение. Желание и немножко чеканутости. Без этого никак.
