“Люди ищут судьбу, а судьба – людей…”
Чингиз Айтматов
Визит. Часть 1
Дневной свет и солнечный жар. Я весь в парадно-белом стою у кованных золотых ворот в культурный центр «Рух-Ордо» по улице Советской в городе Чолпон-Ата, Кыргызстан. Предвкушение… А ведь мог свернуть сюда ещё в 2013 году. И много раз после. Но не понял бы. Без чувства, без признания сюда нечего заходить. А это не редкость – слышишь подобные комментарии от взрослых, состоятельных людей: «Да скукотища! Не на что смотреть, пустое всё какое-то, неинтересное». Но дело в том, что некоторые места совсем не праздные по своей сути. В них не заглянуть по пути, не забрести от отсутствия альтернатив. Посещение требует особого осмысления, подготовки и главное – причины. Становится похожим на обряд, от которого непосвящённые непременно отвернутся с отвращением. И хорошо.
Рух-Ордо как раз входит в список таких цельных по значимости мест. В переводе с киргизского языка – Духовный Центр или Град благословенный. Этот комплекс носит имя великого писателя и выдающегося гуманиста XX века – Чингиза Торекуловича Айтматова. Ему я посвящаю свои речи в этом странном лично-публичном письме. Это не будет краткой биографией, хотя элементы жизнеописания точно покажутся на свет ваших экранов. Это не станет анализом творческой деятельности, хотя о произведениях скажу не мало. Наконец, это даже не критическая оценка. Данный текст следует принимать за попытку старому читателю напомнить, а нового познакомить с автором. А если точнее – с личностью, которая отвечает за поступки, фигуры речи и смысловые выводы автора, ведь человек есть человек, чем бы он ни занимался. Беспорядочность и спешность мыслей прошу списать на моё бьющееся внутри откровение. По-другому не могу.
Пути
Время, полное тяжких испытаний, выпало выдающемуся киргизскому писателю. Но сам Чингиз Торекулович был уверен, ничего на свете не бывает без причины. И ведь правда, именно трудности во многом воспитали в нём сильный, мужественный характер. А убедившись в стойкости этого ещё хрупкого тела, вверили ему чувство сострадания и бережное отношение к прекрасному, с чем Айтматов неразлучно прожил до 10 июня 2008 года. Всё-таки приятно думать, что удалось целых пять неосознанных лет быть его современником.
Если продолжать тему юных возрастов и частично утерянного детства, хочу отметить, что в родном посёлке Шекер мальчика Чингиза в возрасте четырнадцати лет назначили секретарём сельсовета, как наиболее грамотного из подростков – никого другого для этой работы не нашли. Все вытекающие трудности и вообразить страшно. Из воспоминаний писателя: «Я разносил похоронные извещения, чёрные бумаги по домам, вручал их. Вы знаете, что это такое? Не дай Бог! А сбор военного налога?! Каждая семья обязана была платить его безусловно, никаких льгот, никаких отсрочек. Это же надо было всё пропустить через себя…»
Победа СССР в Великой Отечественной войне принесла с собой освобождённый простор, который необходимо было материально и духовно восстановить, и возможность дышать без поправки на тяжёлый рок. В таких условиях у Айтматова зародилась идея творить на писательском поприще. Его «легенда» началась с дебютной газетной публикации рассказа «Газетчик Дзюйдо» в 1952 году, продолжилась окончанием Высших литературных курсов в Москве (1958 год), а завершилась мировой известностью и важнейшим литературным наследием. Казалось бы, почему при таком масштабе личности его произведений сегодня нет в школьной программе, почему не приходится обсуждать и вспоминать его талант чаще и шире, чем на малых вечерних собраниях среди энтузиастов и почитателей? «Должно быть, и кумиры меркнут, и враги уходят в тень…», как выразился бы сам писатель. Но я против такого забвения и преисполнен решимости пролить новый свет на его творчество.
Визит. Часть 2
Центральная часть территории Рух-Ордо свободна от объектов искусства, устлана лишь газоном и уставлена стилизованными под камни колонками, из которых доносится национальная музыка. Потому прямо со входа видны все красоты по окружному периметру комплекса, включая манящую стихию озера Иссык-Куль, переливающуюся напротив. Удивительно многое, но внутренний зов заставляет обежать глазами пространство в поисках одной единственной радости, и вот взгляд достигает цели – сидя на скамейке, отлитый в полный рост, ожидает компании Чингиз Торекулович. Можно сесть рядом, загадочно и многозначительно помолчать, громко рассмеяться с автором над застывшей шуткой или расплакаться о своём. А можно и всё сразу – истерика да трепет. Потом сделать пару фотографий, как порядочный турист. И, высвободив часть душевного груза, повнимательнее осмотреться вокруг.
Это так называемая «Аллея Айтматова». Здесь выстроены скульптуры из искусственного камня, бронзы, глины и металла, воодушевлённые работами писателя. Они были созданы во время международного симпозиума скульпторов по керамике. Творчество вдохновляет творчество, в этом есть свой закон и своё очарование. Так, например, мой друг сделал коллаж для этой публикации.
Помимо изваяний и отлитых фигур, Аллея Айтматова включает в себя одноимённый дом-музей. Внутри находится небольшой конференц-зал. Слева от входа висит шырдак (картина из шерсти и войлока) с национальными орнаментами, выполненный в традиционной цветовой гамме. Под ним два стеллажа с разными экземплярами произведений Айтматова, переведёнными на множество языков (общее разнообразие переводов за всё время – 157 языков мира). В центре помещения расположен круглый стол из редкой породы орехового дерева. По рассказам экскурсовода, многие важные события и встречи, требующие дискуссий и прений, проводятся именно здесь. В углу одиноко стоит старый телевизор, который на протяжении целого дня прокручивает кинофильмы, снятые по мотивам повестей и романов Чингиза Айтматова, и засыпает лишь в час, когда все отвернутся.
Задержаться бы, но визит окончен. Всего не перескажешь. Мечта стала впечатлением. До следующей летней поры!
Выразительность
Чингиз Айтматов всегда был фаталистом, верил в частные и смежные судьбы. Эти позиции он по-разному обрисовывал в своей прозе, стараясь ответить на неизбывные вопросы, которые только накапливались изо дня в день. Тем полнилась и сотрясалась жизнь. Айтматов пережил разрушение эпохи, взрастившей его советский народ, и вместе с тем оказался под давлением главной вопрошающей перемены: «Как жить?» перерастало в «Зачем жить?» И нужно было что-то решать, что-то предлагать…
В современной литературе над тобой чаще издеваются, а чувства пародируют. При этом она может быть очень увлекательной, хорошо сотворённой и стилистически изысканной. Но в ней преобладает изнанка смыслов, хитрость и дерзость. Это не плохо. Однако читатель должен быть подготовлен тем, что зовётся литературой традиционной, чтобы не заблудиться в нынешней. Чтобы иронизировать в унисон постмодерну, необходимо уметь сострадать вместе с классикой. Иначе всё сведётся к жалким циничным потугам.
Ценить мораль и воспитывать своё духовное воплощение как раз и помогает проза Чингиза Айтматова. Верный попутчик на Земле, что «вращается, как карусель кровавых драм», где «трудно установить, что такое людская жизнь» и «добро неизбежно расплачивается за зло». В этой литературно подчёркнутой реальности можно отметить несколько ключевых моментов выразительности: язык, цикличность и настроение.
Язык
Говоря о языке Айтматова, некоторые осуждают его за излишнюю пафосность. Но тут важно не путать пафос с высоким стилем, за который отвечала традиция литературного письма. Патетика часто скрывает пустоту содержания, в чём Чингиза Торекуловича упрекнёт разве что читающий с закрытыми глазами (или ревнивым сердцем). Во многом автор просто был категорично влюблён в слово и верил в его неизмеримую вечную силу. Подбор лексики удивляет своей обширностью: многие слова, которые не употребляются теперь, добавляют прозе уникальные оттенки полноты, богатства. Причём можно проследить, как автор работает со словом во времени, и какие новые понятия появляются на страницах с течением лет. Во всём этом прослеживается мастерство и глубина преобразования текста. Живописность природы, бури внутренних смятений и чудесные мгновения – ничего не ускользает от зоркого писательского глаза, жадного до красоты.
Цикличность
Цикличность прозы Чингиза Торекуловича отражается в возобновлении одних и тех же связей, повторениях фундаментальных процессов и самообразований, являющихся константой нашего окружения. Писатель очень чутко относится к природе, животному миру и человеческим отношениям. Параллель дикой среды и людского устройства одна из самых частых в повестях и романах. Тем самым Айтматов пытается донести единство и неразлучность всего вышеописанного. Повязав нитями судьбы своих героев, природу и её обитателей, автор выводит на передний план сложные обстоятельства, которые располагают к взаимодействию. Так разгораются эмоции и одушевляется произведение.
Главная мысль об ответственности за всё изящное и грубое в этом мире и за невидимые цепочки событий (часто фатальные) приходится главной во всех работах. Важно ещё отметить авторское чувство времени и преемственности. Он возрождает в своей прозе давние сказания, мифы и легенды кыргызского народа, переписывая их, переводя из устной формы и помещая в современное повествование. Некоторые были услышаны в детстве от бабушки, другие собраны в народе. Таким образом литература Айтматова этнически укрепляется, обособляется от любой другой. Читая произведения, знакомишься с историей и культурой целой страны.
Настроение
«Животные. Как всегда человечны и сокровенны. Больные души. О, Господи! Как же ты жил с этой бездонной трагедией, Чингиз? Сколько боли ты умещал в этих словах, страшно представить. Какая безутешная среди прочего жизнь властвует над твоими бессмертными историями людскими…», — написал я после прочтения «Плахи» в своих заметках. К чему эта импульсивная эмоция? Речь о настроении произведений. Так уж сложилось, что потрясение лучше закрепляет смысл. Возможно, по этой причине большинство сюжетов писателя терпит трагедию безысходности, но что ещё страшнее – безысходность трагедии. Но при этом, осознавая тяжесть собственных слов, Айтматов часто предупреждает о предстоящем трагизме. Делает опорные пункты, где можно отдышаться, прямо внутри текста. Иногда он словно боится не договорить мысль, не наполнить её словами до нужной степени, не суметь переложить красоты и глубины чувств в языковую форму. Действует предельно аккуратно. Такое бережное отношение к своему читателю заметно в принципиальности работы и высоких требованиях к своему делу.
Со слезами вы кончаете чтение, доходя до финала, или без – не важно, вопрос эмпатии. Но безучастным так, словно ничего не произошло, остаться не выйдет. И в этом заключается писательское могущество Чингиза Торекуловича. Создавать целую эпопею смыслов и переживаний в рамках жизни простого рабочего человека, обращать внимание на незамеченный другими трудовой героизм повседневности, доказывать существенность проблем независимо от их величины.
«Каждый писатель обречён на то, чтобы чего-нибудь не завершить», — скажет Айтматов в одном из интервью. Согласен. Но сделано всё-таки очень много, и с этим стоит считаться. Стремясь быть пожизненно оглушённым музыкой, музыкой сердца и души, заботясь о вечном и моментальном, Чингиз Торекулович оставил нам свои выстраданные произведения: «И дольше века длится день», «Плаха», «Белый пароход», «Первый учитель», «Джамиля», «Когда падают горы», «Прощай, Гульсары!» Тем список не кончается, но пора и честь знать. Я благодарен. Напоследок лишь советую всем, кто проникся вместе со мной, прочесть короткий рассказ «Красное яблоко», а дальше думать самим.
В целом…
Зачатие рубрики «(Не)средняя Азия» обусловлено в первую очередь желанием и навязанным себе с излишней серьёзностью долгом. Пока массы цепляются за то, что красиво лежит на продажной поверхности, хочется насильно изменить направление их внимания. Если азиатская культура для большинства ограничена Кореей и Японией – это неутешительный сигнал. Он знаменует время решительных действий. Безостановочно и убедительно рассказывать о великих личностях, прекрасных творениях и феноменах Средней Азии. Ведь своеобразная культурная ограниченность – беда не только самих людей, которые даже не предполагают чего-то интересного за рамками рыночных и попсовых явлений. Это вина слабого процесса культурного просвещения: начиная от выборки объектов искусства и традиций, о которых министерства считают нужным рассказывать, и заканчивая методами преподнесения и оформления информации.
Даже если меня хватит только на несколько вменяемых работ, наивно надеюсь заинтересовать любых читателей: отзывчивых и равнодушных. Прошу лишь, никогда не охладевайте к новому. За каждым обнаруженным поворотом прячется что-то бесценное. А если и нет, то всё равно не узнаешь достоверно, пока не заглянешь сам.
***
Из диалога с гидом в машине
– А вот этот поворот, да, разве здесь на площадке не стоял монумент какой Чингизу Айтматову?
– Не припомню… Вроде бы нет. Сколько уж тут живу, проезжаю, не замечал.
– Странно, как иногда детские воспоминания рисуют несуществующие объекты столь реалистично. Ведь я так искренне помню, что шли мы с мамой и её подругой мимо этой дороги, а они смотрят на памятник – вот здесь на возвышенности – и пытаются понять, кому он посвящён. «Чингиз Айтматов», – говорит моя мама, – «известный писатель, точно». А я и запомнил тогда на всю жизнь это загадочное имя.
И вот, спустя 8 лет, когда в руках ответ, с губ срывается признание, а на глазах возникают слёзы – ищу его. А он пропал. Надо же…
