Если свернуть от школы к нагретому солнцем стадиону, потом к карьеру (это гордое промышленное название носит, на самом деле, крошечное стоячее озерцо), и перейти по аллейке небольшой редкий лесок, то окажешься в странном месте. Приветненские «аборигены» почему-то зовут его «абитурой». Это пустырь с остатками непонятных кирпичных построек на бетонных плитах, цель которых теперь угадать уже невозможно. В центре недостроенное трехэтажное здание, как будто разъеденное наполовину голубым раствором неба. Оно напоминает детскую неровную башню из конструктора. Вокруг рассыпаны более мелкие, плоские и баракоподобные. И еще торчат из травы загадочные ряды низких кирпичных треугольников, похожих на ломти белого сыра в укропе.
Из взрослых здесь мало кто бывает, кроме собачников со своими питомцами — им тут есть где побегать, никому не мешая. Другое дело — дети и подростки, местные школьники. Неприглядные на вид развалины серых стен манят своей таинственностью и некой «неформальностью» уже не одно поколение ребят чем-то очень ценным для любого тинейджера.
Нужно проявить достаточную ловкость, чтобы забраться на самый верх по ржавым обломкам металлической наружной лестницы, а также некоторую храбрость, чтобы заглянуть в темные слепые комнаты нижнего этажа с дырами вместо окон и дверей. Но в детских глазах эти испытания, даже квесты, говоря языком компьютерных игр, покорения «локаций», определенно стоят того.
Кладки серых кирпичей, почти без сколов и плесени — холсты и полотна для увлеченных граффити. Синий темный след моего баллончика тоже остался на одной из самых верхних стен — моя кривоватая, далеко не профессиональная, но с вложенной душой надпись (название и логотип одной зарубежной рок-группы) хорошо видна и теперь.
«Заброшки» вообще всегда притягательны для тайных сборов и тусовок — о чем красноречиво поведают росписи участников: маркером, ручкой, карандашом, мелком, краской из баллона или замазкой начертаны имена, даты и фразы, сакральное “здесь были мы”, «выпуск 200…», а также заключения о том, кто дурак, а кто и похуже. На стенах абитуры, в каком-то роде исторического объекта, можно найти, наверное, несколько десятков имен, телефонов и никнеймов. Чем не перепись населения?
Аура частичной недоступности мест, подобных этому — немного пугающих, опасно рассыпающихся, спрятанных в лесу — подкупает, когда ищешь личного пространства. Сюда приходят прогулять школу, сбежать из дома, разрабатывать с лучшей подругой секретный план, на тайное свидание или за вдохновением для стихов. Или даже просто полюбоваться видом с крыши, прибавив к созерцанию эстетики руин с высоты чувство удовлетворения тем, что тебе удалось туда забраться.
Так атмосфера свободы, неосознанно приписываемая крошащимся кирпичам, зарастающим травой и мхом, становится реальной. Ей не мешают валяющиеся груды мусора и арматуры, полынь, торчащая из пола даже на крыше, белесая пыль и пушистый грибок на стенах или необходимость стать на четвереньки в некоторых пролетах лестницы, где отсутствует сразу несколько ступеней. Общее запустение вокруг обретает какой-то особенный шарм в глазах молодежи, которую тянет изолироваться от взрослых, учебы и будней. Сидя на остатках третьего этажа — на квадрате металлической решетки, подложив под спину школьную сумку, и смотря в звездное небо, думаешь о том, что кроме тебя как бы нет никого в мире. Как если бы твои мысли в любом другом месте могли подслушать. Чувствуешь воодушевление и немного безвредного злорадства — никто здесь не найдёт. И бетонные растрескавшиеся плиты внизу, мокрый от холодной росы металл и шершавые стены становятся на время уютнее, чем дом, превращаются в крепость, молчаливо хранящую твои тайны.
