Сложно поспорить с утверждением, что Петербург – город творчества. Он действительно полон талантливых художников, музыкантов, артистов, поэтов. Но, в отличие от многих здешних творцов, график Александр Потехин на своих работах изображает не привычные каждому дворцы, соборы, мосты и набережные, а угрюмые дворы-колодцы с потрескавшимися стенами. Мы поговорили с художником о его творчестве.
Александр Потехин – потомственный художник, сын советского промышленного дизайнера Георгия Потехина – члена Союза художников России, автора проектов радиоприёмников 60-ых годов «Альпинист», «Меридиан-203» и других. Георгий Александрович, в соавторстве с дизайнерами Нарциссовым и Зверлиным, создавал авторские проекты люстр по всей стране, среди которых люстры, украшающие петербургский ТЮТ на Фонтанке и кинотеатр «Аврора». Сам же Александр – выпускник Академии Штиглица, сегодня член Санкт-Петербургского Союза Художников, Союза художников IFA, автор сборников и серий работ, в числе которых: «Непарадный Петербург», «Лодки», «Сараи России», «Кошки». Над большинством трудов, представленных в сборниках документальной графики, Александр и Георгий Потехины работали вместе. Выполняя коммерческие заказы, Александр параллельно продолжает создавать авторские серии картин, презентуя их на коллективных и персональных выставках. Оригиналы многих из них он позже дарит близким, элегантно подписывая в уголке маленькими буквами: «Саша Потехин».
— Почему именно непарадный Петербург?
— В 70-ых, когда я учился в школе, я жил на Большом проспекте. В те времена весь город был сквозной. Можно было ходить не по улицам, а через дворы и чёрные ходы, он воспринимался не только снаружи, но и изнутри. Потому я с таким удовольствием всё это и рисовал, изображал Петербург таким, какой он есть.
— Работы «Непарадного Петербурга» выполнены с натуры?
— Нет, все эти работы трудоёмкие, на одну работу уходило в районе месяца. Источником были мои авторские фотографии. У меня было несколько больших походов за сюжетами: целыми днями ходил по городу в поисках. В случаях рисования с фото можно в процессе работы изменить, например, перспективу. Как на картине с велосипедом – для того, чтобы сделать такую фотографию, мне надо было бы лечь на асфальт. Изначально фото было сделано с другого ракурса, перспектива была иной. Для графики фотография пригодна, с живописью всё сложнее, тут задача зацепить соотношение цвета, цветовое состояние, а фото очень плохо передаёт цвет.
— Но педагоги в художественных школах категорически запрещают выполнять по фотографиям и графические работы. Почему?
— Тут причина в том, что когда ты рисуешь – должно произойти восприятие мира как объёмного. Рисуешь не пятна, а объёмные предметы. Этот навык приобретается на определенной ступени. Потом уже начинаешь чувствовать этот объём, но этому надо научиться.
— Какая из работ «Непарадного Петербурга» – ваша любимая?
— Та, где написано «ХОЙ» на гараже. Это Петроградка, во дворе моей школы. Лужи, кстати, на самом деле там не было. Надоело рисовать траву, вот её и добавили. Фотографировал я это уже в 2010-ых. В годы, когда я учился в этом дворе, на гараже ни про какого Хоя не было написано, группы «Сектор Газа» тогда не существовало. Там не было ничего, не могли же написать «Кобзон рулит!», это же абсурд.
— У вас была мысль уйти из художественной среды?
— Сфера, в которой ты дилетант, роднее и ближе, потому что когда что-нибудь создаёшь – есть момент удивления и неожиданности, вот это: «О, у меня получилось!». В детстве я был этим самым дилетантом, поэтому мысли бросить не было. А сейчас совсем иной уровень, у меня нет этого: «Я нарисовал, вот удивительно! И похоже, неужели!» Мне не то что «скучно», мозг иначе работает, другие задачи. Уже рисуешь для чего-то. Откуда тут будет такая мысль? Но до сих пор во многих работах что-то хочется переделать. Была такая анекдотичная история, когда французский музей импрессионистов арестовал некоего человека, который пытался испортить работу, а оказалось, что это автор, который спустя много лет пытался что-то в ней изменить. Работы, которые делаются не на заказ, всегда спустя время хочется как-то исправить.
— Когда вы создавали работы вместе с отцом – у вас не возникало серьёзных конфликтов?
— На выставкомах в Союзе художников каждый раз задают один и тот же вопрос: «А как же это вы вдвоём рисовали?» Я всегда отвечаю: «По очереди». Конфликты могли бы возникнуть на заключительном этапе, но обычно он работал с деталями, а я отвечал за целостность и композицию. Поэтому работы обычно заканчивал я. Он отходил, не вмешиваясь.
— И всё же, графика или живопись?
— Я работал и в графике, и в цвете… пополам. Но обычно всё-таки художники чем-то одним больше увлекаются. Живопись мне тоже интересна, но в какой-то мере мне её хватает на этапе преподавания – влезаешь в работы учеников – вот тебе и живопись. Тем более не нужно белый лист «набивать» с нуля – вмешиваешься тогда, когда тебе хочется. Вот хочешь здесь фиолетовый мазок добавить – добавляешь.
— Для Вас рисовать – медитативный процесс?
— Относительно. Если работаешь в полную силу – быстро устаёшь. Больше четырёх часов подряд невозможно, нужен отдых. У Леонардо да Винчи был шестичасовой цикл: четыре часа работал, пол часа ел, полтора часа спал. Чем сложна графическая техника «перо, чернила» — там если и можно что-то стереть, то немного, не до белого листа. Получается, большого шага назад уже не сделать, то есть, нужна работоспособность. У меня, например, никогда не получалось работать дома. Всегда найдутся какие-то срочные необходимые дела, в которых без меня никак: лампочку вкрутить, починить ножку стула. Много историй о неистовствах художников во время работы в домашних стенах. Однажды, один французский художник, когда жена во время рабочего процесса в очередной раз позвала его обедать, вынул из своего натюрморта гитару и разбил её о стену.
— А что если надо выполнить заказ, а работоспособности и настроя совсем нет?
— Тут важный момент – режим. Ты пришёл, значит нужно работать. Если не научишься себя заставлять – вообще никогда ничего делать не будешь. Есть некое мифическое состояние, когда всё получается, нужно научиться его вызывать. Так всегда: когда тебе кровь из носу что-то надо сделать – сразу уже и не хочется ничего, и настроения нет. Но не надо на этом концентрироваться, надо окутать себя эстетикой: ровненько заточить карандаш, посмотреть вокруг, подумать: какой красивый у меня монитор! И работать. Вот это занятие – всегда рисовать то, что самому хочется – с одной стороны свобода, с другой уменьшает доход. Тут вопрос выбора. Вот я изобразил то, что мне по душе, реальный мир, который нас окружает. Но кто захочет купить и повесить на стену разломанный сарай?
— Когда состоялась ваша первая персональная выставка?
— Я много участвовал в совместных выставках. А первая наша с отцом персональная состоялась в 2015 году в центре «Невский 8». Я тогда все деньги с одного из выполненных заказов потратил на рамы для оформления выставочных работ.
— Можно ли научить рисовать с нуля человека, в котором нет творческого начала?
— Придумывать – одно дело, повторить – другое. У музыкантов есть композиторы, а есть исполнители. До уровня исполнителя можно научить рисовать практически любого человека. При одном «но» — чтобы человек сам этого хотел. Как в поговорке: лошадь на водопой может привести и один человек, но и десять не заставят её пить.
